Еще раз подчеркну, что до последнего времени мы работали по ТМ практически одни, что и упрощало, и осложняло жизнь. Золотов, - скорее единомышленник, чем конкурент - с середины 70- х годов практически полностью ушел в космическую парапсихологию. Других желающих не находилось.

Сейчас ситуация коренным образом изменилась, о чем я уже говорил вначале, перечисляя основные группы, работающие сегодня по проблеме. Необходимо определяться в новой обстановке.

Прежде всего, о главном принципе взаимодействия. Его, мне кажется, нужно обозначить как научное партнерство. Монополия нам не нужна, но и превращаться в высококвалифицированных шерпов не следует. Тем более, что у КСЭ есть несколько моментов, которые отсутствуют у других.

Во-первых, КСЭ всегда была веротерпима, что позволило работать в ее составе людям, придерживавшимся самых разных точек зрения на природу явления. Считаю, что такая полимодальность полностью себя оправдала и должна быть сохранена впредь.

Во-вторых, КСЭ - организация общественно-научная. Имея хорошую официальную крышу в виде Комиссии по Метеоритам, она всегда обеспечивала полимодальность не только классических, но и нетрадиционных подходов. Свою роль инкубатора нетрадиционных идей она должна сохранить и на будущее. Ни Лонго, ни специалисты из Колорадо, ни Адушкин со своими коллегами за рамки "классических" подходов заведомо не выйдут. Тем не менее, фактический материал, нужный всем, они, безусловно, накапливать будут. Это хорошо, и из этого следует исходить.

В-третьих, на некоторых направлениях, - например, математическое моделирование мощных и сверхмощных взрывов - они, будучи профессионалами, намного сильнее нас, и потому, осмысливая и ассимилируя результаты их разработок, вряд ли целесообразно слишком глубоко влезать в эти хотя и важные, но весьма специальные вопросы.

В-четвертых, они имеют мощную лабораторную базу для выполнения биогеохимических и молекулярно-биологических работ. Накопление фактического материала по данному направлению необходимо в рамках любых представлений о ТМ. Чем бы он ни являлся, нужно знать, из чего он состоял. Однако ставить задачи необходимо совместно, на паритетных правах.

В-пятых, какими бы научными задачами ни занималась КСЭ, участников ее всегда интересовал в научном плане "метеорит" как таковой. Все остальное так или иначе рассматривалось через призму этой проблемы (в том числе и серебристые облака, в которые мы глубоко влезли в середине 60-х годов, о чем я отнюдь не скорблю. Жаль, что Нина Фаст бросила это дело). Что же касается других групп, то там этот принцип соблюдается далеко не всегда: так, группу Адушкина ТМ интересует не столько сам по себе, сколько как эпизод из области физики сверхмощных взрывов.

В-шестых, поскольку КСЭ работает за интерес, временной масштаб нашей деятельности ограничивается не Госкомитетом по науке и не поджимающими сроками финансирования, а естественной продолжительностью нашей жизни. Это дает нам преимущество - мы не боимся долгосрочных программ, хотя лозунг "над нами не каплет" в силу естественных причин все более устаревает.

В настоящее время так или иначе мы контролируем район. Без моей подписи как зам. директора по науке, строго говоря, ни одна программа на территории заповедника выполняться не должна (хотя Готтлиб Польцер это правило нарушил, создав тем самым опасный прецедент). Заповедник нужно удержать под нашим контролем и впредь. Как только закончится самый неблагодарный "пусковой" период жизни заповедника, отнимающий в настоящее время тьму времени - любителей на этот пирог со стороны ждать долго не придется. Тем более, что различного рода посягательства на территорию - в особенности со стороны туристических фирм - имеют место постоянно.

В-седьмых, в наших руках находятся фотопланшеты Л.А. Кулика. Они не должны лежать мертвым грузом, но их нельзя в существующей обстановке выпускать из рук - (в этом Дорошин прав), потому что они могут быть опорной базой для проблемной лаборатории КСЭ. Это самый сложный пункт взаимодействий, и его нужно будет обсудить не в письмах, а в прямом разговоре.

С учетом сказанного, мы должны, кооперируясь в сборе фактического материала, "вставлять" там, где это возможно, свои подходы и концепции в совместные программы, сохраняя в то же время свободу в отношении формирования собственных программ и даже на тех же направлениях конкретно. При этом считаю правильным использовать в разумных пределах наличие у нас в настоящее время двух контрольных пакетов - территории Заповедника и планшетов Кулика. С другой стороны, однако, совершенно недопустимо, когда материалы Л. А. Кулика на протяжении десятилетий остаются необработанными. Положение дел на этом участке нужно срочно поправлять.

В любом случае, КСЭ должна сохранить свое научное лицо и организационную самостоятельность. Важно помнить, что существует класс задач, которые никто, кроме нас, решать не будет.

Сколько бы физиков-взрывников ни от Адушкина, ни от американцев не входило в дело, убежден, что полимодальностью вывала на фастовских площадях никто из них не займется. Это - наше (хотя, честно говоря, мы и здесь не сильно поспешаем).

Эффект по РЗ - в том числе по РЗ в торфах - известен как минимум с 1972 г., но у специалистов он большого интереса не вызвал: планшеты с этими графиками, присланные мне 25 лет назад Сократом Голенецким, до сих пор лежат в архиве. После этого мы сделали 15-летний антракт, а затем в дело вошел уже не геохимик, а технолог по РЗ С.В. Дозмаров, взглянувший на проблему совсем другими глазами.

Можно видеть в термолюминесценции некую странную игру природы - а можно зацепиться за нее как за вероятный след радиоактивности 1908 г. Но заранее можно быть уверенными, что никто из наших союзников либо попутчиков под таким углом зрения решать данный вопрос не будет. Термолюм - наш крест, и нужно думать о том, в какую благопристойную обертку эти пропозиции завернуть, чтобы получить под них грант.

Можно видеть в точечных мутациях "чертовщину", морща нос и оставаясь на позициях представлений середины 60-х годов. А можно предполагать, что это биологический "след" (?) ИР 1980 г., и коль скоро есть лаборатория, которая берется обеспечить сейчас анализ нуклеотидных последовательных (?) у сотен образцов из "нашего" района, следует хвататься за эту возможность обоими руками и уже в нынешнем году обеспечить взятие образцов хвои сосны хотя бы в десятке точек района.

Сколько бы геофизиков - самых лучших, включая Кима Иванова - ни брались сейчас за геомагнитный эффект, все они - я не сомневаюсь - снова и снова будут толковать об ударной волне и уж конечно не сподобятся произнести термин "огненный шар", боясь оскоромиться в постный день. Конечно же, нужно сделать все возможное, чтобы выбить грант под Журавлева, но здесь ситуация очевидным образом непростая: это должна быть, видимо, самостоятельная программа, она распространяется не только на магнитограммы, и самое время было бы воскресить палеомагнитку, которая вот уже без малого 20 лет почиет в бозе. Считаю, что сделать это реально, замкнув многоугольник: Линд-Журавлев-Бояркина и, полагаю, что здесь мы могли бы многого добиться, даже вне зависимости от позиции других групп. Палеомагнетизм американцам близок и понятен, и здесь они пошли бы, вероятно, на сотрудничество на наших условиях.

Чем бы ни был ТМ (если конечно, это не антиматерия), после его взрыва должны были образоваться капли расплава - те самые шарики, которые мы ищем. Самый подходящий объект для их поисков - это, конечно, торф - с учетом критических замечаний, сделанных Дорошиным. Никто из наших коллег и попутчиков за эту работу не возьмется - она каторжная, специфическая и многолетняя. Аутсайдер ею заниматься не будет. Грант под это дело, вероятно, можно было бы получить - хотя оформление грантов - дело трудоемкое. Зная Дорошина, не боящегося долгосрочных программ, думаю что этого он мог бы добиться.

Затронутая тема этим не исчерпывается, и я жду встречных предложений. Одно должно, однако, нас всех беспокоить - это вопрос о судьбе архивов и коллекций, собранных КСЭ. Я сейчас предпринимаю меры, чтобы по крайней мере часть фондов Некрасова, Голенецкого, Золотова, а также ныне здравствующего Емельянова сосредоточить у Шуколюкова в КМЕТе. Предварительный разговор с ним был, в принципе он согласен, но, естественно, имеются сложности с площадями. Альтернативный вариант - Томск. Томск - но где, как, под чьей крышей, так, чтобы через 10-15-20 лет, когда кто-нибудь из нас куда-нибудь немножечко уедет, все это бы не оказалось на ближайшей свалке (впрочем, печальный опыт Куликовских планшетов свидетельствует о том, что и КМЕТ в этом отношении не служит абсолютной гарантией). По части утраты архивов и коллекций наши потери и так уже очень велики (в том числе и по моей вине и недосмотру), и нужно продумать, как избежать их впредь. Первоочередно необходимо взять под контроль:

• архив Демина, где должны, в частности, находиться необъятные по объему и неопубликованные данные по неоднократно проводившейся металлометрии (1960, 1966, 1971, 1974 и 1975 годы), а также, возможно, по спектральному анализу торфов и несомненно данные по аммосовской радиометрии 1970 года. Разобраться с ними может только Журавлев, без него, учитывая очень сложную систему шифровки и привязки, эти материалы просто сгинут.
• коллекцию торфов, вывозившихся в разные времена до последних лет хранящуюся в лаборатории Бояркиной;
• коллекцию - совершенно безбрежную - образцов почв, хранящуюся у Антонова;
• магнитограммы - часть в архиве, в любом фонде, но, по-моему, что-то есть у Дорошина и Андреева, - и т.д. Обидно будет, если все это потом надо будет повторять.