В 1991 году мы шли в Ванавару через Хрустальный. Было нас шестеро, а точнее, два раза по три человека: Оля Мурыжникова, ее брат Дима Мурыжников, и я, Слава Кривяков, их случайный родственник (по терминологии Миши Лаходынова) по Олиной линии. Это одна тройка. Вторая – Оля Федорова, Поля Федорова, Олина дочь и Лариса Павлова.

Шли мы не быстро, но весело, точнее, нескучно. Позади у нас уже был спринт за забытым на базовой стоянке «Угакит» маслом; хождение по профилям с их упорным стремлением пройти через вершины всех встречных сопок и середины всех болот; сухая ночевка в 700 метрах от воды; хороший двухчасовой ливень; дневка на Хрустальном с его благами цивилизации – печкой, электричеством, свежим вкуснейшим хлебом, большой комнатой с нарами в рубленом бараке и даже экскурсионной программой по уже не работающей шахте, где еще недавно добывали исландский шпат; перебор многочисленных дорог, выходящих из Хрустального с целью найти ту, заветную, самую сухую и короткую, ведущую в Ванавару.

И вот теперь мы подходили к зимовью, в котором собирались переночевать. Веселой толпой, сбросив рюкзаки, мы ввалились в эту небольшую избушку, обсуждая, кто на каких нарах будет спать, и что готовить на ужин. И посреди этого гомона от двери, где стоял Дима Мурыжников, вдруг явственно прозвучало: «Шипит». Никто особо не обратил на это внимание, и тогда Дима повторил чуть громче: «Шипит!». Внезапно наступила тишина, и в ней из угла над печкой раздалось негромкое, но угрожающее шипение.

После этого момента у всех, кто был там, обнаруживается монтажная склейка. Только что шесть человек стояли перед небольшой низкой дверью зимовья внутри, а затем без перехода все эти же шесть человек стоят перед той же дверью, но снаружи. Лариса Павлова выломала рогатый прут из ближайшего куста и бестрепетно вошла в зимовье, вызвав тем самым смешанное чувство стыда и уважения у оставшихся снаружи мужчин и больших, сильных женщин. Через некоторое время она спокойно вышла и сказала: «Большая. Вылезла ко мне наполовину. Уходить не хочет».

Мы почтительно, но плотно закрыли дверь зимовья и пошли ставить палатки. Вечер в лагере выдался какой-то тихий и несколько настороженный.

Ушли мы утром без задержек и сожаления.

Эхо сезона