Алена Бояркина (Томск)

Их было много - полевых сезонов на Тунгуске. Все они в чем-то похожи друг на друга. Еще ни разу не было, чтобы сплошным облаком не гудел над нами комар. Обязательно выпадали жаркие до изнурения июльские дни и затяжные августовские дожди. Тяжелые рюкзаки и, если изобилие, то только самой дешевой пшенной каши. Далекие маршруты для отбора проб и их обработка в лабораторном стационаре, который хоть и старались разместить по таежному в экзотическом месте, требовал усидчивости и терпения. Работа, работа... И обязательно костры и песни. И все-таки каждый сезон чем-то отличался от остальных. Всегда находится что-то особенное, что отложилось в памяти навсегда или, во всяком случае, надолго. Вот и лето 1970 года...

ПИСЬМО НИКОЛАЮ ВАСИЛЬЕВУ - СПУСТЯ 30 ЛЕТ
(Алена Бояркина)

Это письмо я нашла, разбирая старые бумаги. И сразу же на меня нахлынуло лето 1970 г. Наш начальник Николай Васильев отправил меня в Центр по тропе Кулика своей наместницей. Сам он остался в Ванаваре организовывать заброс продуктов, снаряжения и личных вещей, "чтобы не тащить их по тропе". Чаще всего это сбрасывалось на торфяник прямо с самолета АН-2, но иногда нас выручал и вертолет. Ожидание этого сброса было продолжительным. Мы почти ничего не знали о ванаварских делах. У нас, правда, была рация, но весьма односторонняя - нам иногда удавалось поймать голос Ванавары, а она нас не слышала. Оставалась еще призрачная надежда, что вдруг прилетит вертолет - на этот случай я и готовила свое письмо.

15 июля 1970 г.

Коля, здравствуй!
Как всегда ничего не поняла - кого ты будешь высаживать на Чеко? В каком составе? Одних девченок? На всякий случай завтра утром направлю на Чеко Сергеева, Скоробогатова и Люду к великой радости оных и огорчению моему. Делать-то маршруты некому. На Чувар ушли Шнитке, Ронкина, Соколова и Домников. Они ждут, что им сбросят с вертолетом продукты в районе вышки. Можно прямо с воздуха. Три человека ушли на сжигание торфа. Если вертолет будет завтра, то пробы вряд ли будут готовы.

У нас приболел Володя Борисов. Сегодня было 38,5. Пичкаем тетрациклином, горчичниками. Думаю - все обойдется. Горит костер, готовится ужин. Жду ребят с тропы, еще больше тебя, т.к. время идет, а я так и не начала намеченного. Да, на избы необходимо передать мой дермантиновый чемодан. Без него мне не развернуть работу - там все для палеомагнетизма.

16 июля

Между прочим, для термолюминесценции необходимо много матерчатых мешочков. Купите в Ванаваре хотя бы материал. Будем шить здесь. Еще лучше сшейте сами. У Володи температура уже нормальная. Идет дождь. Совсем нет махорки, репудина, карандашей, бумаги, линеек.

17 июля

Ожидание вертолета становится хроническим. А тут еще над нами летают всякие шутники - хоть бы вымпел сбросили. Борисов совсем поправился и ушел в небольшой маршрут. В Центре я сейчас одна. С тропы ребят еще нет. Пришлите конвертов. Нет еще личных вещей. Ребята не имеют возможности уйти в дальний маршрут, страдают без махры.

18 июля

Все то же. Сегодня возвращается группа с Чеко. Хоть и с работой, но маршрут почти пустой. Где обещанные девчонки? Вернулись ребята с золой. Печка себя оправдала. Как и было велено, они нажгли полную кружку 0,5 л с верхом. Но в мешочке эта зола как-то потерялась. Все-равно отправляю. Где махра???

И опять я одна. Правда, в избе спит Люба. У нее болит горло и глаз раздулся. А аптечка в Ванаваре. Мои личные запасы подходят к концу. Сегодня один человек отказывался идти в двухдневный маршрут без махры. Надо же! Продукты есть, а к Центру привязаны. Может быть ты лучше поймешь этих курильщиков? Погода хмурая. Миша Коровкин ушел долбить шурф на Фаррингтон. В тайге масса грибов. Обязательного купите подсолнечного масла.

Вечер... Люба встала. Говорит, что чувствует себя нормально. А вертолета все нет и нет. И ребят с тропы тоже.

19 июля

Был сброс и ребята с тропы пришли. Все в порядке. Утром была связь с Ванаварой. Вас было слышно хорошо. Поэтому в следующий раз на всякий случай говорите побольше. Поняла, что второй сброс будет 21-го. Если не так, то завтра уточните. Сейчас ребята ищут махру. Требуется уточнение - на термолюм бить шурф в каждой точке отбора проб или всего один-два? Пока мы считаем, что один-два. Уточните завтра на связи. Махру еще не нашли. Молотки тоже находятся среди тех личных вещей, которые еще не сброшены. Махру так и не нашли. Срывается работа. Сбросьте хоть с пожарниками.

20 июля

Нашли! В болоте валялась. Теперь курильщики счастливы. Коля, я так жду коробочки и мой дермантиновый чемодан! Если они в ближайшие дни не появятся, я загнусь от тоски. Работа срывается. Завтра ждем сброса.

Письмо это так и осталось в моих бумагах, т.к. 21 июля вертолетом прибыл сам Васильев с дермантиновым чемоданом и сменил меня на моем многотрудном посту.

ТРЕЩИНА
(Воспоминание А.Бояркиной)

Полевой сезон лета 1970 г. подходил к концу. В Центре, как всегда после общего сбора, царила суета и неразбериха. Основная масса участников собиралась в обратный путь, слоняясь по лагерю в тоскливом прощании с тайгой. Но были и такие, чей отпуск позволял еще продлить удовольствие комарам, деловито присматривающимся, где бы отыскать кусочек неприкрытого одеждой и несмазанного репудином тела. У нас с Ларисой Глебовской отпуск позволял еще на недельку. И оставалось одно дело.

Накануне зимой я ездила в Новосибирск, и там мои давние друзья геоморфологи Вадим Филатов и Юра Лоскутов организовали и помогли просмотреть аэроснимки района падения Тунгусского метеорита. Интереснейшее занятие. Словно на бесшумном самолете пролетаешь над тайгой. Перед тобой расстилаются болота, обретают высоту горы, все такое объемное, естественное. Кажется, что сейчас и себя разглядишь точечкой, двигающейся вдоль обрывистого берега таежной реки. И на этой панораме много интересного.

Каждую найденную "яму" я обсуждала с Вадимом и Юрой, иногда они привлекали и других специалистов. В результате этой работы была составлена карта подозрительных образований, которые потом много лет мы обследовали, совместив с работой другого плана.

В этом году нас интересовало образование, получившее название "трещина". На хребтике с высоткой 551.0, расположенном немного севернее и км в 10 от озера Пеюнга, проходил разлом длиной в несколько сот метров прямо через середину одной из его вершин. Все это находилось в достаточной близости к Лакурскому хребту, овеянному эвенкийской легендой о "сухой речке", появившейся после событий, связанных с Тунгусским метеоритом. Что это? Мои геоморфологи полагали, что этот разлом давний, но считали, что проверить его все-таки не мешает.

Ларису уговаривать на это дело не пришлось. Оставалось найти хотя бы одного спутника мужского пола. Свободные мужчины все уже имели свои задания. Кинули клич среди устремившихся домой. Идти с нами вызвался студент Володя Апанасенко. Друг и сокурсник Володя Киселев долго его уговаривал не делать этого, а потом махнул рукой (чем я хуже тебя!). Правда у него не было рюкзака - друзья почему-то полагали, что в тайге они будут неразлучны и одного рюкзака им вполне достаточно, и пришлось Вове Киселеву соорудить подобие старинной котомки из большого продуктового мешка, связав его веревкой.

В таком составе мы и двинулись по куликовской тропе на юг.
Перед Чамбой от ручья Херельган мы свернули на восток и через пару километров хорошего деру, вышли на тропу, идущую на озеро Пеюнга. Сюда же мы намеревались выйти на обратном пути и продолжить путь в Ванавару. Я предложила выложить вещи, которые нам явно не понадобятся в этом маршруте, и потом забрать их, что облегчало наши рюкзаки. Их набралась горка: Ларисина парадная одежда, в которую она должна была переодеться в Ванаваре и зачем-то таскала с собой, медвежья лапа, которую, как сувенир, приобрел где-то Вова Киселев и которой очень дорожил, немного продуктов и что-то еще менее значимое.

Тропа была достаточно хорошая, пока не вывела нас на недавнюю гарь, где начала играть с нами в прятки, отнимая драгоценное время. До озера мы, как намечали, не дошли и остановились на ночлег на бывшей стоянке пожарников. Здесь и нашел Вова Киселев свой второй трофей - дуло от мелкоколиберной винтовки, которое, если выстругать приклад, что совсем не сложно, и купить где-то затвор, может превратиться в охотничье ружье. Он его любовно почистил и уже собирался уложить в свой заплечный мешок, но " не лучше ли оставить его до обратной дороги?" Вова дуло тщательно где-то спрятал от посторонних (разве только медвежьих) глаз, и мы через пару ходок вышли на озеро.

Озеро Пеюнга... Чтобы понять всю его прелесть, надо, конечно, побывать там. Похожее на запятую, около 700 метров в диаметре, наполняемое ключами окрестных гор и болот, оно выливается в одну из самых красивых таежных рек - Верхнюю Лакуру, которая течет почти на юг в Подкаменную Тунгуску, то сжимаемая окрестными горами до звонкой речушки с водопадами, то растекаясь в еще несколько больших и задумчивых озер. Казалось, каждое из них хранит какую-то свою тайну.

Но пока из всей этой красоты нам досталось только одно - Пеюнга. И это было немало. К вечеру на него легли блики заходящего солнца, окрасив водную гладь необычно нежными красками заката. Время от времени в воде всплескивала рыба, ненадолго нарушая его покой, цветной покров начинал торопливо переливаться в сложные узоры, но вскоре, наведя порядок, оно опять затихало.

Утром мы собрались отбирать вокруг озера пробы на палеомагнитный и термолюминесцентный анализы. Нам предстояло найти еще торф и набрать листиков голубики по заданию Сократа Голенецкого. Но не успели мы выйти в маршруты, как в спокойную и размеренную жизнь тайги ворвался сначала гул, а потом и сам вертолет. Он сделал круг, словно утверждая свое владычество над этим царством покоя, и опустился на противоположном берегу. Ванаварские жители прилетели на рыбалку.

Вскоре с той стороны отчалила легкая лодочка с молодым парнем, имя которого затерялось где-то в извивах моей памяти.

Отказавшись от предложенной ему каши, он солидно согласился на чаек. Завязался разговор о Тунгусском метеорите. Мы рассказали ему о своих планах. И тут он оживился и предложил нам совсем другое. Вместо того, чтобы возвращаться по куликовской тропе (путь явно окружной и трудный), мы, сделав свои дела, спускаемся к Панолику - старому заброшенному поселку на Подкаменной Тунгуске. Вдоль Верхней Лакуры проходит отличная тропа. А он со своей стороны к назначенному сроку подъедет на моторке и увезет нас в Ванавару.

Мы с радостью назначили ему срок, ванаварский искуситель отплыл восвояси, и тут мы вспомнили про оставленные вещи. Лариса, хоть и поминала мне свой парадный костюм всю дорогу, но с потерей смирилась быстро. Хуже было с Вовой Киселевым. Он сидел у костра насупившийся, как колючий ежик, и не поднимал своих синих глаз. Мы с Ларисой стали его утешать, как могли, Вова Апанасенко сопровождал наши уговоры презрительными репликами, но все было тщетно. Наконец сошлись на том, что лапа может быть долежит до следующего года и за ней недалеко сбегать, а за дулом пришлось бежать сейчас.

Наконец, закончив отбор проб, мы пошли искать трещину. Перед подъемом на горку мы набрали в ручье большой полиэтиленовый мешок воды, которой должно было хватить и для еды, и для того, чтобы залить костер. На вершине воды не ожидалось. Нагруженные таким образом мы совершили "восхождение".

Трещину мы нашли легко. С замиранием сердца подошли к краю обрыва, поросшего лесом, глубиной 5-10 метров. Прошли по почти ровному плато его дна и уперлись в такой же обрыв с другой стороны. Это и была трещина. Она была и естественна среди окружающей ее природы, и необычна. Но с первого взгляда было видно, что могучие лиственницы, выросшие в ее нутре, были значительно старше 1908 г. Немного разочарованные, мы все-таки решили, что ее следует осмотреть внимательней.

Но трещина нас не приняла. Вечером у костра Вова Киселев опрокинул на ногу котелок с кипятком, и на ней вспучился огромный пузырь, что понудило нас двинуться поскорее в Ванавару. Вова вел себя очень мужественно, мы, как могли, ему сострадали, и все это омрачило один из прекраснейших наших маршрутов.

Мы шли медленно и на Панолик не успели к назначенному сроку. Пересидев темноту, мы вышли туда часам к десяти и нашли только записку от не дождавшегося нас ванаварца. К этому времени у нас кончился не только контрольный срок, но и почти полностью продукты. Уже подпитанная дождями река была какой-то отрешенной от наших забот. Вова Киселев попытался поймать рыбу, которая если когда-либо и ловилась, то не в столь критической ситуации. К тому же зарядил мелкий дождь. А кушать хотелось.

Пошли на разведку по брошенным избам. Удалось обнаружить на одном из окон подвешенную на веревочке мелкую рыбешку, вялившуюся на солнце. Она сушилась без соли (как выяснилось впоследствии специально для душка, который любит соболь) и в ней завелись уже черви. Мы промыли ее с марганцовкой, сварили ушицу, но есть не стали.

Я вспомнила, что читала в какой-то книге о том, что заблудившийся охотник питался ягелем - любимым оленьим кормом. Набрали ягеля, сварили густую кашу из этого коралловидного растения, приправили ее солью, перчиком и лавровым листом. Есть ее, конечно, можно было, но мы еще не столь оголодали.

Надо было что-то делать. Решили, что Лариса и Володя Апанасенко пойдут вдоль берега пешком в Ванавару и организуют лодку. Мы попили чай, два последних сухаря и два куска комкового рафинада разделили пополам. Я, полагая, что бежать - не лежать, сунула в Ларисин рюкзак нашу долю сухаря и сахара, а через какое-то время после их ухода обнаружила, что со своей половиной Лариса поступила аналогично, оставив ее нам. Ребята скрылись за поворотом реки. Мы с грустью посмотрели им вслед и приготовились вести такой образ жизни, который бы не потребовал от нас много сил, т.е. просто залегли в палатку.

Ребята вернулись часа через два. Они обнаружили лодку с ванаварскими рыбаками, обсказали им ситуацию, те поделились с ними булкой хлеба и четырьмя свежими огурчиками, пообещали найти кого-нибудь из наших и помочь с лодкой.

Дождь превратился в сплошной серый туман, мы перебрались в избу и ждали, беспокоясь уже не столько о себе, сколько о том, что контрольный срок мы уже превысили явно недозволенно, и о нас очень тревожатся.

Когда нас вывезли в Ванавару, было раннее утро. На базе нашей экспедиции сосредоточился весь остававшийся в Центре народ, который застрял здесь из-за затяжной нелетной погоды. Все еще спали в избе. Наш начальник Николай Васильев лежал почти прижавшись щекой к огромной дубине (очередной шутке Игоря Антонова) с надписью на ней: "Алене от Коли".

ЛЕТО 1971 г.

Одной из значительных работ этого года - было изучение треххвойности у сосен, что предполагало возможность их мутации в результате события 1908 г. По всей тайге разбежались группы исследователей, которых условно называли мутантами. Мы предлагаем один из эпизодов их жизни, опубликованный в "Курумнике" 1971 г.

МУТАНТЫ
(Рассказ Эльвины Годорадзе-Хамматовой)

Мы мутанты. Занимаемся мутацией, но к отряду мутированных не относимся. Нас пятеро. Все мы яркие индивидуальные личности:

Валера (Кабашов) - биофизик. Любимое его изречение:"Природа - дура";
Саша (Мальцев) - радиоэлектроник - с этим не согласен;
Люба (Новосельцева) - заботливая химица из ТПИ почти всегда со всеми согласна;
Юра (Никифоров) - тоже радиоэлектроник. На спине у него лев. В споры об умственном развитии природы он не вмешивается, бьет дичь, варит вкуснейшую манную кашу.

Все мы хорошо носим кладь.

Это произошло на Хушме. Днем мы уходили считать иголочки, у сосен, вечером купались в теплом дымящемся омуте, варили кашу с глухарями, пили брусничный морс из фляжек, которые днем остывали в вечной мерзлоте торфяника.

Утром третьего дня мы должны были сняться с обжитой стоянки, пересечь хушминскую петлю и выйти на центр следующей петли.

Вышли рано, чтобы успеть до темноты разбить лагерь. Шли медленно, с трудом. Вокруг стояла дикая тайга. К карте привязаться мешал дым. Вечерело. Неожиданно мы вышли на хорошо протоптанную звериную тропу. Сомнений не было - тропа вела к Хушме.

Пошли быстрее. Впереди меня маячили привязанные к Юркиному рюкзаку две утки. Аппетит мой рос с каждой минутой и достиг таких размеров, что я готова была их съесть даже не ощипанными.

Ломило плечи. Комары с наслаждением впивались в слегка покрытые обрывками джинсов ноги. Наконец ходка кончилась. Я вылила на себя полбутылки репудина и замерла, усиленно отдыхая. Рядом посапывали мутанты.

"А вдруг Хушма рядом", - сказал Саша и пошел вперед посмотреть. Вернулся бледный, у дрожащих губ палец: "Мы не одни".

Прислушались - действительно не одни, слышен стук топора, голоса. Совсем стемнело. Вспомнились рассказы о сбежавших из тюрьмы ЗЭКах.

- Мы с Сашей пойдем на разведку, а ты, Юра, оставайся с ружьем охранять девочек, - сказал Валера. Юра согласился и заскрипел не то затвором, не то зубами. Я сидела между дрожащими (неужели от холода?) Юрой и Любой, пожав под себя ноги в мокрых, облепленных торфом штанах. Я мечтала о встрече с людьми с костром и уже горячим чаем.

Через 20 минут вернулись Саша и Валера. На Хушме никого не было. Не было и голосов. Но ведь мы же слышали отборнейшую речь. Конечно же это ЗЭКи.

- Они испугались нас и сплавились по Хушме на плоту, - сообразил Юра. Я нервно захихикала - Хушма во многих местах мне по колено.

Юру мы поставили посредине, меня позади. Первым, решительно стиснув зубы, зашагал Валера. Юра начал отставать - ему натер ногу засунутый за голенище нож. Дошли до берега. Голосов не было, людей тоже.

- Они на том берегу, они не могли не слышать нас.

- Уж лучше мы к ним пойдем, чем они к нам.

- А может здесь заночуем?

- Нет лучше пойдем к ним.

Я поежилась. Вдруг не захотелось идти последней. Берег обрывался. Хушма поблескивала далеко внизу. Переправы не было. Валера закричал. Ответа не было.

- Ого-го-го-го! - завопил Саша. Издали нерешительно ответили. Мы спросили про переправу. В ответ нам посигналили ракетой. Я успокоилась: откуда у ЗЭКов ракета? На другом берегу показалась тень.

- Идите по тропе вдоль берега! Мы пошли. Вдруг тень оказалась на нашем берегу. Мы вышли на центр петли. Тень не подпускала нас близко - либо боялась, либо заманивала.

ЗЭКи оказались гравитометристами. Когда они услышали наши выстрелы во втором часу дня, они переполошились: в этом районе кроме ЗЭКов никого нет - решили они. Через 5 часов они услышали наши голоса. Сначала не хотели отзываться, но увидев женщин, обрадовались: раз женщины, то не ЗЭКи. В этот вечер мы ужин не варили. И палатку не ставили. Мы ужинали за круглым столом на улице, которая называлась Набережная, и которую пересекал переулок Рыбный. Мы пили коньяк, ложками ели сгущенное молоко и варенье, грызли сушеных хариузов. Нашлись и конфеты.

Гравитометристов было пятеро. Они сидели без работы второй день, т.к. из-за пожаров не было вертолета, развозившего их по точкам. Они наперебой ухаживали за нами. Наши мужчины испытывали муки ревности, но молчали.

Одним из пунктов программы лета 1971 г. стояло: "Продолжение торфяной съемки на большой территории", что предполагало и дальние маршруты от Центра.

ПОЖАРНИКИ
(Воспоминание Алены Бояркиной)

На нашу долю выпало - пересечь междуречье Подкаменной и Нижней Тунгусок с юга на север по старой эвенкийской дороге, соединяющей два небольших населенных пункта - Оскобу и Муторай. В славный век авиации по этой дороге уже давно никто не ходил, а на карте она веселым пунктиром проходила по довольно таки хорошим местам и с эстетической точки зрения, и с точки зрения нужных нам торфяников. Путников на ней ожидали чистые таежные речки, озера, косогоры. Особенно заманчиво с зеленого листа карты на нас посматривало голубое око озера Мурумо. Оно, правда, находилось в 15 км в стороне от дороги, но было так привлекательно, что мы сразу же решили непременно сбегать туда за пробой.

Наш небольшой отряд состоял из двух женщин - меня и Ларисы Глебовской, с которой мы вместе бродили по тайге уже не раз, и двух мужчин из Барнаула - Ивана Радченко (он слыл за бывалого таежника) и новичка Сергея Калинина.

В начале июля мы встретились в Ванаваре. Путь предстоял нелегкий - общей длиной около 150 км, который мы рассчитывали пройти с работой дней за 12. Рюкзаки были весьма увесисты со всем пропитанием и полевым снаряжением. Оценивался на значимость каждый сухарик. Откладывались в сторону самые, казалось бы, необходимые вещи. Мужчины, вооружившись ружьями и патронами, обещали нас всю дорогу кормить дичью и вообще предлагали взять продуктов поменьше, но наш с Ларисой опыт позволял в этом сомневаться. Раньше времени мы об этом не стали говорить, чтобы не травмировать мужское самолюбие, но продукты все-таки прихватили. И не зря - хоть и перепало нам в тайге несколько раз по рябчику, а однажды даже утиный обед, но и остальные продукты тоже не пришлось выбрасывать.

В нашем снаряжении был еще один тонкий момент - курево.

Курили все, кроме меня. Но и я хорошо себе представляла курильщика в тайге без этой заразы. Поэтому пришла в ужас, когда уже в Оскобе, где магазин был закрыт на все лето, узнала, что мужчины, явно не учтя женских возможностей Ларисы, да и по обычаю собираясь завязать с этой вредной привычкой именно в этом маршруте, купили всего один блок сигарет.

Но это все потом - в Оскобу еще нужно было попасть. Регулярного сообщения с ней не было, поэтому мы кинулись в лесоохрану. База лесоохраны находилась рядом с аэропортом. С пожарниками, как мы их называли, у нас давно установились добрые отношения. Иногда они привлекали нас к тушению пожаров, а мы постоянно просили их о чем-нибудь - приютить на своей базе, забросить грузы и людей попутно на дальнюю пробу или в Центр, или также попутно вывезти их в Ванавару. Иногда путь бедных авиаторов существенно искривлялся, но они все-равно встречали нас радушно.

Так было и в этот раз. Начальник лесоохраны Петр Семенович Беличенко пообещал забросить нас в Оскобу, что вскоре и сделал.

АН-2 приземлился прямо на берегу Подкаменной Тунгуски, который оказался и прекрасным песчанным пляжем. Ребята грустно оглядели наши рюкзаки, а потом предложили: когда в очередной раз они полетят на облет тайги, мы, услышав гул самолета, должны пустить дымок, по которому они смогут найти нас и убедиться в нашей сохранности. Такое развлечение среди таежных будней нас очень обрадовало.

Старая эвенкийская дорога, точнее тропа, нас не разочаровала. Проходила она в основном по гористой местности, пересекая утомительные болота только там, где их было далеко обходить. Да и в таежной красоте эвенки понимали толк. Идти было бы очень приятно, если бы не рюкзаки да гнус, к которому впрочем быстро притерпеваешься. Пробы тоже попадались, как по плану.

Гул самолета мы услышали на второй день, когда шли по сухому хребтику покрытому довольно-таки густым и старым лесом.

Сбросив рюкзаки, зажгли небольшой костер. Самолет тут же вышел на нас. Боясь поджечь тайгу и не имея воды, чтобы надежно залить огонь, мы быстро его затоптали. Самолет начал делать круги. Иногда он попадал в поле нашего зрения и тогда мы, радостно подпрыгивая, махали руками. Время шло, а он все кружил и кружил. Наконец мы решили, что хватит - загрузились и пошли. По обычаю мы с Ларисой очень скоро отстали от быстроногих ребят.

Самолет еще погудел немного и мы перестали его слышать.

Подробности всего этого мы узнали, когда вернулись в Ванавару. А дело было так. Пилоты на дымок вышли очень быстро, но как только мы погасили огонь, они нас потеряли. Тайга была похожа на однообразный ковер, не было какого-либо заметного ориентира. Нужно его сделать. Решили выбросить дымовую шашку, которая не только отметила кусочек тайги, но и подожгла ее. Теперь нужно было следить за развитием событий. И тут вдруг в их поле зрения попали мы с Ларисой, идущими своей дорогой. Парней они не увидели и резонно решили, что Ваня и Сергей пошли тушить пожар. После этого, успокоенные, улетели на базу. А пожар сам погас, в чем они и убедились на другой день.

На четвертый день мы подошли к тому месту, где отворачивала на восток тоненькая тропинка на озеро Мурумо. К этому времени мы уже были порядком оборваны. Сергей разодрал свой кед, и он держался на его ноге каким-то чудом. Продуктов стало значительно меньше, но нутро рюкзаков заполняли пробы. А главное - почти кончились сигареты. Вообще-то они кончились совсем, но я припрятала несколько штук и теперь намеревалась выдавать их в трудную минуту по штуке на троих. Любимым нашим развлечением было - не ограничивать фантазию Сергея, который, видя на карте надпись "Придута", что означало охотничью избушку, по назначению используемую только зимой, искренне верил, что там его ждет магазин.

Но решение свернуть на Мурумо было неизменным, хоть никто нас этому не обязывал. Тропа к нему была порядком заброшена, ее приходилось заново искать каждые 50-100 метров. Мы медленно продвигались вперед, пока в уже наступающей темноте не вышли на большой открытый торфяник с островками леса, где и потеряли тропу окончательно. Разбили лагерь и заночевали.

Утром нас разбудил далекий гул самолета. Мы мгновенно выкатились из палатки, пустили дымок, и АН-2 тут же вышел на нас.

Теперь мы были как на ладоне. Самолет опять принялся кружить над нами, радостно покачивая крыльями. Выложив на земле треугольник из белых берез - знак, что у нас все в порядке, мы ждали. Вскоре последовал вымпел с запиской. Нас спрашивали - почему мы не на дороге Оскоба - Муторай, не заблудились ли мы, и если это так, то должны держать руки в сторону, тогда они нам сбросят карту. Мы, конечно, совсем не заблудились, но ребята почему-то решили продлить удовольствие от этого общения, и изобразили из себя буквы Т.

Самолет начал делать круги уже побольше, но от нас не отрывался. Мы стали готовить завтрак. Минут через 10 нам снова сбросили вымпел. В нем была выкопирка карты, наспех сделанная прямо в воздухе, из которой, заблудись, мы бы все-равно ничего не поняли.

В вымпеле также сообщалось, что сейчас они начнут испытывать новую аппаратуру по звуковой связи самолета с землей. Мы опять должны поднимать руки в стороны в том случае, если сквозь рев самолета услышим, что они кричат. Самолет совершал невероятные маневры и, пролетая почти над нашими головами, голосом Петра Семеновича что-то вещал. Иногда мы различали одно-два слова и тогда радостно, как крыльями, махали руками.

Все это время мы решали проблему, каким образом дать понять пожарникам, что мы очень нуждаемся в куреве, а Сергей еще и в кедах. Чего только мы не придумывали. Выложить из берез что-то вроде папиросы, или само слово "папироса"? Когда они пролетали над нами, ребята жестами показывали, что якобы курят. Потом в середину уже выложенного треугольника Сергей положил свой разорванный кед, и стоя рядом умоляюще прикладывал руки к сердцу. Эти жесты ничего кроме недоумения у пожарников не вызвали. Ни про кеды, ни про сигареты они так и не догадались.

Наконец гул самолета затих где-то вдали, и мир вновь заполнился комариной мелодией. Искать Мурумо у нас уже не было времени и мы печально побрели назад.

Третий раз пожарники разыскали нас, когда до Муторая оставалось дня два. Убедившись, что мы на правильном пути, они обменялись с нами доступными любезностями и радостно встречали уже в Ванаваре.

В Муторае мы, наконец, дорвались до местного магазина, пополнили наши запасы и по муторайской тропе двинулись в Центр.

Предстояло еще передать пробы в лабораторию и, скорее всего, там же и "отдохнуть", сменив походные будни, на трудовые в условиях стационара.

МАРАФОН НА ТРОПЕ
(Воспоминания Алены Бояркиной)

В памяти доброй улыбкой всплывает и еще один момент из жизни КСЭ-13. После общего сбора обычно из Центра направляется большая толпа по тропе в обратный путь. На этот раз огромный "многорыльник" человек в 20 объединился вокруг Николая Васильева. Сидя у погасшего костра, он задумчиво мечтал выйти часов в 6 утра, переночевать на Чамбе, и на следующий день к вечеру оказаться в Ванаваре. На утренний самолет после этого уже были заказаны билеты для большинства участников этого рейда.

Пора было возвращаться и нам. Идти же с такой огромной толпой не хотелось. Мы знали с чем это связано. Поэтому наш небольшой отряд решил схитрить: выйти с вечера, переночевать на Хушме, а утром отправиться дальше, да не по Куликовской тропе на всякий случай, а через Хрустальный - небольшой поселок на разработках исландского шпата на Чамбе. Это грозило нам несколькими лишними километрами, но зато сулило слегка подзабытые впечатления другого пути.

Так мы и сделали. К нашему отрядику присоединилось еще несколько человек и мы, трогательно попрощавшись с кем-то на годы, а с кем-то до Томска, пошли по знакомой тропе до Хушмы. Но тревога, что нас все-таки может догнать многорыльник, не покидала нас. Чтобы перестраховаться мы даже не стали ночевать в избе, а, форсировав эту небольшую таежную реку, наскоро разбили лагерь прямо на прибрежном песке.

Утром мы старались собираться как можно быстрее. Но... Не успели вскинуть на плечи рюкзаки, как на другом берегу показалась рослая фигура Васильева с огромным хвостом следующих за ним путников, в основном женского пола. Утешением служило то, что совместным наш путь не обещал быть долгим. Через 1О км мы свернем на тропу к Хрустальному, а многорыльник побредет прямо на юг.

На развилке, перед тем как расстаться, мы присели отдохнуть. И тут Васильев стал задумчиво крутить свою длинную бровь, сожалея, что так давно уже не ходил через Хрустальный. К его словам с интересом и с соответствующими комментариями стали прислушиваться и остальные. Мы всячески старалась убедить их, что путь этот длиннее, а значит грозит опозданием к самолету, но кажется только подливали масла в огонь. Васильев встал и решительно свернул с куликовской тропы.

На ночлег остановились в долинке небольшого ручья - там, где на нас надвинулась темнота. Кто-то стал срочно разводить костер, кто-то возился с котелками. Не выбирая особенно место, поставили палатки. Васильев же пересчитывал людей. И не досчитался двух человек. Долго не могли понять - кто, где и когда мог отстать от отряда. Было очень тревожно. Потерялись две девочки с мехмата - молодые и неопытные. Мы громко кричали, но ночная тайга молчала. Оставалось только ждать рассвет. Девочки появились сами как только была готова еда, пояснив, что отошли покурить. Им и в голову не пришло, что весь этот шум был по их поводу.

К Хрустальному подошли к середине дня. Сначала долго на одной лодке переправлялись через Чамбу. Васильев же, переплыв первым, солидно направился к начальнику, который оказался очаровательной молодой женщиной в белых брюках, на фоне которых все мы явно проигрывали. И основательно засел - вопросов было много, интерес к проблеме Тунгусского метеорита тоже велик. От меня, то и дело намекающей ему, что время-то идет, он отмахивался, как от надоевшего комара. Народ разбежался по отвалам исландского шпата, пополняя свои геологические коллекции и рюкзаки.

Наконец, двинулись дальше и, разумеется, вскоре стало ясно, что мы не только опаздываем в Ванаварскую столовую, но и ночевать нам где-то далеко от нее. Так и случилось. Наспех разбили пару палаток. Потрясли в котелок мешочки из-под круп. Спать оставалось три-четыре часа. Вокруг костра собралось несколько человек, и мы тихонечко пели под гитару, стараясь не нарушать покой окружающей тайги. Зато не проспали рассвет. Еле-еле добудились спящих и стали собираться в путь.

Перед выходом Васильев отозвал меня в сторонку на совещание и высказал свои обоснованные опасения, что к самолету мы явно не успеваем. Я понимала, на что он намекает: кто-то должен быстро бежать вперед. Но зная снисходительное отношение к нам в аэропорту, я полагала (как потом и оказалось), что никто не заставит нас платить неустойку. Быстро бежать не хотелось. Тогда он решительно встал и сказал, что побегут они с Таней Слеповой.

Дальше все произошло как в ускоренном фильме. Два слова - и мой отряд, на ходу одевая уже облегченные рюкзаки, помчался вперед. Боковым зрением я увидела, что Рита Дулова, испуганно моргнув, тоже ринулась за нами, и уже дальше я обнаружила, что за Ритой поспевает и Валя Камолова в содатской гимнастерке, в светлой кепочке на курчавых волосах и с огромным лосиным рогом, привязанным к рюкзаку - таежным трофеем. Как мы бежали! Словно под нами была спринтерская дорожка, а не заваленная таежная тропа. Бежали почти без передышки и только на реке Нерюнда, которая плавным изгибом неожиданно появилась из лесной чащи, разлилась в заманчивый омуток и также изогнувшись скрылась из глаз, мы позволили себе чуть-чуть расслабиться.

В аэропорту мы появились к отлету рейсового самолета, который благополучно и с удовольствием уже заполнили ванаварские жители. А часа через два, раздвинув стенку тайги, на летное поле выползла длинная гусеница отставшего многорыльника.

Эхо сезона